Разноцветные кольца, погремушки, мячики выкатились из уроненного Адамом чемоданчика и с веселым треском разлетелись по мутному линолеуму больничного коридора.

   

   Адама бросило в жар. Прямо на него неслась та, кого он силился забыть вот уже пять лет. Неслась, не глядя по сторонам, неслась так стремительно, что полы ее белого халата, накинутого поверх серого элегантного платья, развевались, как крылья. Милена…

 

   Не в силах оторвать от нее глаз, он сдвинул на затылок зеленую в крапинку фетровую шляпу, расслабил тесный воротник-жабо. Лицо под гримом вспотело, даже красный поролоновый шарик на носу – и тот взмок. Ноги в огромных пестрых ботинках вдруг стали ватными.

​

   Поравнявшись с Адамом, она бегло взглянула на него, кивнула на рассыпавшиеся вещи и бросила на ходу:

 

   – Здесь, между прочим, детское отделение, не поскользнулся бы кто…

 

   Адам смотрел ей вслед, сокрушенно качая головой. Не узнала. Еще бы, при таком маскараде. Он досадливо поцокал языком, смахнул ложную слезу. Тщетно. Милена свернула в боковой коридор, даже не обернувшись. Присев, он принялся собирать раскиданные вещи дрожащими от волнения руками.

 

   Адам не был здесь тридцать лет, с тех пор как в шестилетнем возрасте ему заштопали перегородку в сердце. Капитальный ремонт изменил детское отделение центральной Тель-Авивской больницы до неузнаваемости, но широкий коридор с покатым потолком он помнил до сих пор. Сюда, раз в день, в визитные часы, пускали родителей.

 

   В клоуны Адам подался не сразу. Когда-то он мечтал создать крутой бизнес – поначалу были идеи, но не было средств. Затем деньги появились, но наступила череда неудач – его затеи прогорали одна за другой. Когда в его жизни появилась Милена, Адам был уверен: вот оно, начало светлой полосы.

 

    Встретились они случайно, в очереди к ветеринару – Адам принес подобранного на улице котенка, она привела на прививку своего лабрадора. Милена сразу пленила Адама – энергичная, улыбчивая, она выглядела его ровесницей, хотя оказалась старше на семь лет. «Котик», – называла она его, «мой котик».

 

   Адаму было с ней хорошо — когда Милена была рядом, казалось, что все нипочем.

 

   Тем не менее в глубине души он чувствовал, что эта женщина не его уровня и, стараясь удержать ее, пускал в ход свои главные козыри – романтичность и отточенное чувство юмора. Он присылал ей на работу цветы, провожал домой после дежурств, смешил до слез неистощимым запасом шуток и дурачеств. Даже курить бросил.

 

   Но три месяца спустя их роман все-таки закончился. Милена вынесла приговор их отношениям без права обжалования, смутно объяснив что-то насчет личного пространства.

 

   Адам переживал разрыв тяжело – опять закурил, стал мрачным, шутить и вовсе перестал. Отсиживался дома. Однажды друг уговорил его сходить на карнавальное шествие в честь праздника Пурим. Оба переоделись в клоунов, после изрядно выпили, как велено традицией: до состояния «ад ло яда» – пока не перестанешь различать, где друг, а где недруг, кто злодей Амман, а кто праведник Мордехай.

Вечером, кое-как добравшись до дому, Адам грузно опустился на топчан в прихожей. Напротив висело зеркало.

​

   – Ну что, намалеванная рожа, бросила тебя Милена? – спросило отражение.

 

    Адам, почти не удивившись, уныло кивнул.

 

    – И поделом! Нечего выше головы прыгать. Тоже мне, Икар нашелся… Обжег крылышки? – отражение ухмыльнулось и показало язык.

 

   Так внутри Адама пробудился Клоун. Он появлялся, как только Адам наносил грим и надевал костюм. Циничные перепалки с дерзким, уверенным в себе и ничего не боящимся собеседником спасали от одиночества, не позволяли удариться в депрессию. Но постепенно Клоун стал требовать все больше и больше внимания, все больше времени. Он требовал подчинения.

 

   За пять лет Адам исколесил полстраны. Где только он ни выступал – на улицах, рынках, школьных утренниках, частных вечеринках. Один раз даже в тюрьме. Но в больницу устроился впервые. Не хотелось ему туда, ну не хотелось и все! Однако Клоун настаивал. Да и предложенные ему условия были чересчур хороши, не шли ни в какое сравнение с его обычным мизерным гонораром.

 

   Перед выступлением Адам нервничал. Этот шумный коридор со снующими медсестрами, детьми в креслах-каталках, орущим малышом где-то за стеной – все навевало воспоминания. Но, несмотря ни на что, больничный дебют прошел на ура. Адам позволил себе расслабиться. И тут эта встреча…

 

   Как Милена здесь оказалась? Когда они встречались, она работала детским эндокринологом совсем в другом городе. Теперь, зная, что она так близко от него, неужели он даст ей пройти мимо? Позволит ей вновь исчезнуть из его жизни, даже не узнав о встрече?

 

   Наспех уложив вещи в чемодан, Адам зашагал по опустевшему коридору походкой «а-ля Чарли Чаплин». Зашагал на поиски той, что все еще снилась ему по ночам. Зашагал, подгоняемый верой в то, что Дерзкий и Бесстрашный при встрече с ней не оробеет.

 

    Найти Милену оказалось несложно. Свернув в первый же боковой коридор, он увидел перед собой три двери. Крайняя слева была приоткрыта. Тисненая надпись на табличке гласила: «Доктор Милена Шнайдер, заведующая отделением».

 

   «Ничего себе…» – Адам удивленно присвистнул. Сердце ушло в пятки. «Может, не стоит? Уже тогда я был ей не пара, а кто я теперь? Ничтожество, жалкий скоморох. Видал, как строго отчитала меня в коридоре?»

 

   «Не распускай нюни, – приказал Клоун, – просто скажи привет старой знакомой».

Прежде чем Адам сообразил, что происходит, его рука поднялась и уверенно постучала в дверь.

 

   Он ожидал услышать приближающийся стук каблуков, но за дверью была тишина. Заглянув в щель, он увидел, что кабинет пуст.

 

    «Не надо!» – беззвучно взмолился Адам, но Клоун уже вошел вовнутрь и, опустив чемоданчик на пол, стал с любопытством осматриваться.

​

    В комнате было светло и неожиданно уютно. Стены были испещрены детскими рисунками, из-под которых еле проглядывали персиковые обои. Под широким окном стояла больничная кушетка, застеленная красным пледом под цвет герани на подоконнике. Адам подошел к кожаному креслу, со спинки которого свисал пушистый белый шарф. Другой его конец свернулся на сиденье клубочком. Не удержавшись, Адам провел по шарфу рукой, бережно поднес к лицу. Повеяло ландышем. Ее незабываемый запах…

 

    На столе внимание Адама привлек черный дипломат, мужской на вид. Он выделялся в кабинете, как клякса на разноцветном рисунке.

«Хм, а это чье? Неужели госпожи заведующей отделением?» – оглянувшись на дверь, Клоун протянул руку к блестящим замочкам на гладкой поверхности.

 

   «Не смей!» – Адам испугался не на шутку. Но вместе с тем ему было ужасно любопытно, и Клоун, зараза, это знал.

 

    Ловким жонглерским пальцам хватило одной секунды. Звонкий щелчок, и дипломат раскрылся. Адам никак не ожидал увидеть то, что оказалось внутри. Скорее, это больше походило на содержимое его собственного чемоданчика, чем на докторские принадлежности: кубик Рубика, плеер mp3 с наушниками, профессиональный набор карандашей фирмы «Фабер-Кастелл», блокнот, учебник французского и исторический роман в мягком переплете.

 

   Неужели Милена рисует? Адам и не знал. Интересно, чего еще он о ней не знает? За пять лет многое могло измениться. Замужем ли она? Может, уже и дети есть? Какой же он идиот – карандаши-то наверняка подарок ребенку! Хотя нет, набор детским не выглядел.

 

   Пока Адам предавался этим мыслям, Клоун не терял времени. Усевшись в кресло, как в свое собственное, он открыл коробку карандашей и вырвал лист из блокнота. Рука принялась уверенно наносить штрихи.

 

   Пять минут спустя Клоун поднялся из-за стола. На черном дипломате белел блокнотный листок: с него глядел застенчивый котенок, придерживающий лапкой клоунскую маску. В нижнем уголке был секретный значок Адама, которым он когда-то помечал адресованные Милене букетные записки, – заштопанное сердечко.

 

   Подобрав свой чемоданчик и беспечно насвистывая, Клоун направился к двери. Там они с Миленой и столкнулись. В руке у нее была чашка кофе, который она чудом не пролила.

 

   – Что вы здесь делаете?!

 

   Она была возмущена – и прекрасна. Нет, она была просто великолепна! Светлое шерстяное платье красиво облегало ее ничуть не изменившуюся фигуру, короткое каре очаровательно шло к ее лицу, на котором до сих пор не виднелось ни морщинки. Умилительней всего был маленький плюшевый медвежонок на дужке выглядывающего из кармана стетоскопа.

 

   Адам любовался бы Миленой целую вечность. Но у Клоуна были другие планы. Бесстыдно улыбаясь, он как ни в чем не бывало протянул руку для пожатия.

 

   Милена окинула недоумевающим взглядом радужный сатиновый комбинезон, затем стала пристально рассматривать лицо, особенно огромный намалеванный рот, где над правым уголком губ пряталась закрашенная белилами родинка. Под этим пытливым взглядом опытного врача Адаму стало не по себе.

 

   Клоун же продолжал разыгрывать комедию. Скорчив страдальческую гримасу, он прижал руку к горлу и для большей убедительности закатил глаза. Весь его вид выражал невыносимую муку. Затем, раскрыв рот, указал пальцем вглубь и покачал головой из стороны в сторону: «больно!».

 

   Адаму показалось, что в глазах Милены промелькнула то ли растерянность, то ли сомнение. Так или иначе, ее гнев поутих.

 

   Указательным пальцем Клоун описал в воздухе большой вопросительный знак, продолжая смотреть на нее в упор.

 

   – Послушайте, я не понимаю вашу пантомиму. Не знаю, как вы оказались в моем кабинете, но лучше уходите по-хорошему, пока я не позвала охранника, – Милена выглянула в коридор.

 

   «А ведь и правда позовет», – подумал Адам и мысленно обратился к Клоуну: «Ну, смельчак, давай, скажи-ка ей, что все это время о ней думал. Да что там думал, любил. И до сих пор любишь. Давай, скажи!».

 

   Но дерзкий и бесстрашный пакостник куда-то запропастился в самый неподходящий момент.

 

   Милена выжидающе смотрела на него. Видно было, что терпение ее скоро иссякнет. Потупив взгляд и тяжко вздохнув, Адам вышел за порог. Что еще ему оставалось?

 

   Он вздрогнул, услышав, как захлопнулась дверь. Щеки горели, сердце щемило, на душе было паршиво.

 

   Адам достал зеркальце из нагрудного кармана комбинезона.

 

   «Прячешься, подлец, – обозленно шепнул он. – Прячься, прячься, чертов скоморох!»

 

   Впервые отражение ничего не ответило, лишь зло оскалилось.

 

   «А впрочем, я один во всем виноват...»

 

    Адам размахнулся и изо всех сил швырнул зеркальце на пол. Ступая по осколкам, он пошел прочь. Он не заметил, как сзади него отворилась дверь. Не услышал приглушенных линолеумом шагов за спиной. Остановился, лишь почувствовав на плече легкое прикосновение руки.

​

   – Адам?!.

 

   Вздрогнув, он обернулся в ожидании очередного выговора за то, что насорил в отделении разбитым стеклом.

 

   Но в глазах Милены не было и намека на укор. Они светились и как-то подозрительно блестели. Правой рукой она теребила плюшевого мишку на стетоскопе, рискуя оставить его без уха.

 

   Стоп! Адам? Она назвала его по имени!

 

   – Я не знала, что… – начала Милена, но запнулась.

 

   Оставив, наконец, в покое мишкино ухо, она протянула руку к лицу Адама и безошибочно коснулась закрашенной родинки над губой.

 

    В груди у Адама сладко затрепетало, как тогда, при самой первой их встрече.

 

   – ...что это ты, – робко улыбнувшись, договорила Милена. На кончике пальца осталась капля белил.

​

   На мгновение Адаму показалось, что в окне, за спиной Милены, промелькнуло знакомое отражение.

 

   – Спасибо, дружище! – мысленно прокричал он. – Прощай!

 

   Клоун ободряюще подмигнул и растаял.

 

   Встряхнув головой, Адам легонько сжал пальцы Милены, мимолетно прижал их к губам. Затем обнял ее за плечи так естественно, словно они расстались только вчера. Нет, словно они и вовсе не расставались.

 

   – Жди меня, я мигом! Только переоденусь!

 

   – Буду ждать, – сказала Милена, и в ее глазах сверкнули задорные огоньки, от которых Адам всегда был без ума.